Аналитический Центр "Разумные Решения"

декабрь 2012

Сентябрьская встреча президентов Узбекистана и Казахстана, ознаменовавшаяся громким заявлением относительно необходимости изменений в водно-энергетическое сотрудничество между государствами региона, дала основу для дальнейшего размышления властям обеих стран. Так, на прошедшем в Ташкенте XII заседании межправительственной комиссии по двустороннему сотрудничеству между Казахстаном и Узбекистаном, обе стороны подтвердили свою приверженность своей позиции о необходимости проведения широкой международной экспертизы по строительству Камбар-Атинской ГЭС-1 в Кыргызстане. При этом стороны отметили свою высокую принципиальность в данном вопросе.

По всей видимости, Астана и Ташкент, который к слову, в октябре заручился также поддержкой Ашхабада, ставят перед собой недвусмысленные задачи относительно будущего энергетической составляющей в водном взаимодействии со странами верхнего течения. Отбросив дипломатический налет всех заявлений последних пяти лет по строительству крупных ГЭС в Кыргызстане и Таджикистане, Узбекистан не желает мириться с возможным ограничением стока Сырдарьи и пытается всеми способами заблокировать реализацию гидропроектов. При этом, узбекские власти, принимая во внимание высокую заинтересованность России в гидроэнергетической сфере Кыргызстана, планомерно выходят за рамки регионального уровня и привлекают новые стороны. Этому способствовало выступление главы МИД Узбекистана Абдулазиза Камилова с трибуны 67-ой сессии Генеральной ассамблеи ООН.

Между тем, несмотря на активную внешнеполитическую деятельность, позиция Ташкента в водном вопросе пестрит своей неоднозначностью и кардинальными сменами позиций в своих взглядах. Постоянная смена ориентиров в выборе «стратегических партнеров» в лице США и России, сопровождающаяся резким потеплением или похолоданием двусторонних отношений, похоже и сейчас остается главной особенностью существующего режима. Однако, такой подход доступен для наблюдения и в водной составляющей узбекской политики.

С развитием ирригационных мощностей и, как следствие, возросшей необходимостью потребления воды, Узбекистан на своей территории построил порядка 30 средних и малых водохранилищ руслового и наливного типа. По данным Европейской Экономической комиссии ООН от 2007 г. на территории Узбекистана действуют 54 больших плотин с водохранилищами с достаточным полезным объемом воды. К тому же, ведутся работы по расширению имеющейся системы водохранилищ (Туямуюнское, Талимарджанское, Арнасайская система озер, Чарвакское, Хисорак, Зомин, Туполанг, Охангарон, Андижанское, Чардаринское, Пачкамарское, Касансой, Чодак, Каркидон, Найман, Нанай, Эскиер, Гирван, Варзик и др.). Довольно непонятным и алогичным, если рассматривать ситуацию с позиции высоких принципов Ташкента, Аральской проблемы, а также международной практики водного взаимодействия, представляется строительство дополнительных водохранилищ (Кенгулисой, Жийдалий) в условиях напряженных отношений по вопросу использования трансграничных водных ресурсов. Но принимая во внимание сложившуюся практику водно-энергетического взаимодействия в ЦА, а также собственное понимание Ташкента в этом вопросе, непонятным остается следующее.

В 2008 г. при участии китайского капитала в строительстве Чартакского и Резаксайского водохранилищ, а также недопущения на строящиеся объекты международных технических экспертов и третьих сторон в целом. Блокирование в тот же период реализации совместного таджикско-китайского проекта на р.Зеравшан с целью недопущения каких-либо изменений водного стока. Превышающий допустимую норму водозабор в Ферганской долине, который привел к потере урожая в Северном Таджикистане и Южном Казахстане. Вышеперечисленные факты свидетельствуют о собственническом, а порой захватническом характере принимаемых решений узбекскими властями в использовании трансграничных водных ресурсов. В этой связи, можно предположить, что официальный Ташкент опирается на вседозволенность в своих действиях по принципу силы, а также выстраивает свою политику исходя из сугубо эгоистичных потребностей в водных ресурсах, без учета мнений ниже или вышележащих стран.

Отсутствие какого-либо информирования соседей как того требует Конвенция ЕЭК ООН по охране и использованию трансграничных водотоков и международных озер от 1992 г., свидетельствует о выборочной трактовки Ташкентом международного водного права. Т.е. узбекские власти берут на вооружение лишь те статьи Конвенции, которые способны в некоторой степени оправдать действия страны. К тому же, апеллируя к международному сообществу с позиции необходимости внедрения принципов ООН в межгосударственное сотрудничество по трансграничным рекам, Узбекистану следовало бы присоединиться к остальным Конвенциям (четырем поправкам к Конвенции 1992 г., Орхусская – «О доступе к информации, участию общественности в принятии решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды» от 1998г., Конвенция «Об оценке воздействия на окружающую среду в трансграничном контексте» от 1991 г. и т.д.) и неукоснительно следовать всем предписаниям для полноценного морального права предъявлять какие-либо претензии странам верхнего течения. Сложная экологическая обстановка в регионе Аральского моря отчетливо демонстрирует тот факт, что имеющиеся, а также планируемые для строительства ГЭС в Кыргызстане не несут какой-либо ответственности за высыхание моря. В то время как интенсивное сельскохозяйственное использование трансграничных водных ресурсов в Узбекистане продолжает усугублять экологическую ситуацию в регионе и затрагивать территории стран за его пределами.

Что же касается Казахстана в этом вопросе, то Астане, как конечному потребителю водных ресурсов Сырдарьи стоило бы настаивать на проведении технической экспертизы водохранилищ и остальных водных объектов в Узбекистане, а не Кыргызстане, т.к. гидроэнергетика по большому счету является водопользователем, а не безвозвратным потребителем как ирригация. Но с учетом того, что Казахстан стремится получить преференции по долевому участию в строительстве Верхне-Нарынских и Камбар-Атинской ГЭС, равно как и Рогунской ГЭС в Таджикистане, то подобная политика, мягко говоря, попахивает двойными стандартами. Под такое же определение попадает и поведение Узбекистана. Необходимо отметить, что в водных отношениях Казахстана и Китая, где растущая промышленность и население последнего является причиной загрязнения трансграничных вод, Астана выступает с довольно блеклой позицией, осознавая, что серьезных претензий своему южному соседу предъявить не получится. Однако в отношении Кыргызстана страны нижнего течения, по всей видимости, чувствуют себя в более выигрышном положении для выставления своих требований.

На современном этапе приходится осознавать, что задача развития энергетического потенциала Кыргызстана становится предметом не регионального, а международного значения с соответствующим вовлечением третьих игроков с геополитическими амбициями. А энергетический сектор Кыргызстана, представляется весьма привлекательным для иностранных инвесторов как реальный сектор для вложения капитала и долгосрочных выгод. Этим объясняется заинтересованность России, Китая, Турции и Азербайджана. Тем не менее, перед Кыргызстаном сейчас как никогда стоит четкая внешнеполитическая задача по поиску оптимальных путей реализации энергетических проектов и снижения рисков их блокирования со стороны. И несмотря на авторитетность мнения и роли России в Центральной Азии, на современном этапе и как представляется, на последующих, Бишкеку придется самостоятельно отстаивать свою позицию и не надеяться на стороннюю помощь.

Молдобаев Атай