Афганистан: геополитическое соперничество и стабильность Центральной Азии.

Альниязов Нурлан.
Февраль 2015 года.
Процессы, происходящие в Афганистане, в частности вывод войск ISAF означают активизацию геополитического соперничества мировых и региональных держав в центральноазиатском регионе, прежде всего, за лидерство в проектах транспортно-коммуникационных коридоров, соединяющих Центральную и Южную Азию. История подобных противоборств богата обострением различных проблем, начиная от приграничных конфликтов до формирования религиозно-экстремистских организации, становящихся источником напряженности в регионах.
Следовательно, развитие Афганистана зависит от вариантов реализации данных проектов, направленных на восстановление экономики и общей стабильности страны. Однако противоречия интересов в предлагаемых стратегиях между участниками политической игры, имеющие географическое отражение в коммуникационных коридорах, выстраиваемых меридионально или по широтам, ставят «геополитический крест» на будущем Афганистана.
Исследователи не раз отмечали, что в регионе уже давно оформилось состояние геополитического соперничества между Россией, катастрофически теряющей свои позиции в Центральной Азии, и странами Запада, стремящимися утвердиться в стратегический важном районе в центре Евразии… Запад обладает значительным инвестиционным потенциалом, в то время как Россия контролирует основные транспортные пути к региону Центральной Азии. Соответственно, крайне важное значение для геополитического соперничества в регионе приобрела проблема контроля над транспортными коридорами [1]
Корни данной проблемы лежат глубоко в истории, где борьба империй за влияние в Центральной Азии, впоследствии названной «Большой игрой», привела к превращению Афганистана в перекресток противоречий различных держав.
По утверждениям экспертов, в настоящее время «Большая игра» получила продолжение в борьбе между современными мировыми центрами силы. Обанкротившаяся Россия пытается удержать Центральную Азию в орбите своего влияния и в том числе посредством вложений в энергетической отрасли стран региона, а также контроле потоков углеводородов через свою территорию.
США со своими проектами трубопроводов пытается войти в регион в обход России. В свою очередь Иран, Пакистан и Турция строят свои взаимоотношения с республиками Центральной Азии с желанием и целью стать участником планируемых в регионе транспортно-коммуникационных коридоров. [2]
Стратегии и проекты транспортно-коммуникационных коридоров
На сегодня большинство проектов транспортных коридоров через Афганистан являются продуктом США, основанных на «Стратегии нового Шелково Пути». [3] Данная стратегия рассчитана на цель, где Афганистан становится центральным звеном во взаимосвязях между Южной и Центральной Азией, обеспечивая энергопоставки через планируемые проекты и способствуя торговым связям между регионами.
Стратегия Шелкового пути является важным элементом внешней политики США в период после «холодной войны». Она была сформулирована в законопроекте, представленном в Конгресс США в 1999 году. И призывала к созданию сети энергетических и транспортных коридоров, связывающей Западную Европу с Центральной Азией и, в конечном итоге, с Дальним Востоком. Стратегия Шелкового пути определяется как «транс-евразийская система безопасности». Она призывает к «милитаризации евразийского коридора» в качестве неотъемлемой части «Большой игры». Заявленная цель, как это сформулировано в соответствии с предложенным в марте 1999 года Актом о Стратегии Шелкового пути, заключается в разработке американской бизнес-империи вдоль обширного географического коридора. [4]
Впоследствии данная идея трансформировалась в стратегию «Нового Шелкового пути» призванного поднять на качественно новый уровень отношения со странами Южной и Центральной Азии. Особый акцент стратегия делает на экономическом решении афганского кризиса, что указывает на ее преемственность концепции, сформулированной американским профессором Ф. Старром, директором Института Центральной Азии и Кавказа при Университете Д.Хопкинса, в 2006 году о роли транспортных коммуникаций и торговли в экономической интеграции Центральной и Южной Азии.
Согласно замыслу авторов из Центрального командования Вооруженных сил США, Института Центральной Азии и Кавказа при Университете Д.Хопкинса, а также Вашингтонского Центра стратегических и международных исследований, деятельность США в рамках «Нового Шелкового пути» должна привести к созданию устойчивой афганской экономики и расширению региональных экономических взаимосвязей.
Для США и НАТО единственным выходом из военно-политического кризиса авторам видится в осуществлении следующих приоритетных проектов в развитии экономики Афганистана:
1) Создание национальной афганской транспортной системы:
— реконструкция 3000 км афганской кольцевой шоссейной дороги, соединяющей Мазари-Шариф, Кабул, Кандагар, Герат, а также строительство новой автомобильной трассы Герат-Кабул;
— завершение трансафганской железнодорожной линии. В краткосрочной перспективе соединение с железнодорожной иранской системой в Герате, в среднесрочной перспективе продолжение железнодорожной линии Хайратон-Мазари-Шариф до Герата, а также строительство ветки Кандагар-Спин Болдак;
— обеспечение выхода автомобильных и железнодорожных путей сообщения на международные транспортные коммуникации, в первую очередь пакистанский порт Гвадар;
— создание транспортного хаба на территории Афганистана, позволяющего стыковать три стандарта железнодорожной колеи – европейской, евразийской и индо-пакистанской.
2) Подключение Афганистана к региональным и глобальным энергетическим рынкам:
— расширение возможностей экспорта узбекской, таджикской и туркменской электроэнергии в Афганистан и далее в Пакистан;
— развитие международного трубопроводного транспорта: в среднесрочной перспективе — газопровод ТАПИ; в долгосрочной перспективе — нефтепровод «Казахстан-Туркмения-Афганистан-Пакистан».
3) Содействие трансграничным торгово-экономическим связям:
— устранение препятствий для быстрого сообщения между Кандагаром и пакистанским портом Гвадар. США должны привлечь Афганистан, Пакистан и Китай к разработке и развитию транзита из Центральной Азии до Гвадара;
Способствуя реализации и развитию транспортно-коммуникационных, энергетических и инфраструктурных проектов в Афганистане, американские стратеги планируют создать ориентированную на западный мир геополитическую конфигурацию, объединяющую в основном Центральную и Южную Азию.
Подобные проекты позволяют США решить через развитие экономики внутренние конфликты Афганистана. При этом американская сторона, участвуя в создании инфраструктуры транспортных коридоров и инвестируя проекты через Всемирный Банк, Европейский Банк Реконструкции и Развития, сохраняет свое лидерство в проектах.
На данный момент внимание участников «Большой игры» сконцентрированы на проектах, основанных в рамках Стратегии Нового Шёлкового пути. В частности это касается транснациональных проектов ТАПИ и CАSА. Интерес к ним выявил множество противоречий и сформировал различные альтернативные варианты коридоров, тем самым поставив под удар саму реализацию стратегии, направленную на решение афганских проблем.
К примеру, ТАПИ – проектируемый газопровод протяжённостью 1,735 км, проходящий через Афганистан должен обеспечить Южную Азию туркменским газом. При этом разработчики рассчитывают обеспечить мощность газопровода за счет самого крупного в Туркменистане месторождение «Галкыныш».
Естественно, для США ТАПИ это, прежде всего политический инструмент, используемый против своих конкурентов в регионе. То есть, ТАПИ позволит контролировать поставки туркменского газа, делая приоритетным направлением Индию и Пакистан, что сократит экспорт газа в КНР, РФ, ИРИ.
На сегодня реализация ТАПИ затягивается, оставаясь в стадии переговорного процесса. В ноябре 2014 года в Ашхабаде состоялось очередное, 19-е заседание руководящего комитета по проекту транснационального газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия. В его работе приняли участие руководители и специалисты отраслевых министерств и ведомств всех стран-участниц проекта, а также Азиатского банка развития (АБР), являющегося транзакционным советником. Участники заседания, подтвердив готовность своих стран к началу строительных работ, высокую заинтересованность сторон в скорейшей практической реализации проекта газопровода ТАПИ и поставках туркменского природного газа, обсудили ряд вопросов по реализации ранее достигнутых соглашений, нацеленных на активизацию совместной деятельности. [5]
Однако имеются сдерживающие причины для скорой реализации ТАПИ. Прежде всего это нестабильная ситуация в Афганистане, где продолжающийся военно-политический кризис не гарантирует безопасного функционирования газопровода. Другой проблемой является неразрешенные противоречия между участниками проекта ТАПИ Индией и Пакистаном.
Пока идут переговоры по ТАПИ страны региона и региональные державы уже реализуют альтернативные проекты по транспортировке центральноазиатского газа, преследуя собственные интересы. Особенно преуспел в этом Китай, который продолжает наращивать газовые поставки из Центральной Азии, присоединив к туркменско-китайскому трубопроводу газ Узбекистана и Казахстана.
По большому счету китайцы «столбят» пространство на будущее. В 2013 г. экспорт туркменского газа в Китай составил 20 млрд. кубометров, что составляет около половины всего газового экспорта страны. В сентябре 2013 г. две страны заключили соглашение о стратегическом партнерстве — подписаны договора на поставку 40 млрд. кубометров газа в год к 2020 г. и 65 млрд. кубометров — к 2025 г. [6]
При этом китайская сторона еще в декабре 2009 года начала Комплексное освоение газового месторождения «Галкыныш». В прошлом году Государственный концерн «Туркменгаз» совместно с крупными нефтегазовыми компаниями Китайской Народной Республики успешно завершили первый этап запланированных работ по промышленному освоению этой кладовой «голубого топлива». В результате проделанной работы здесь был построен и сдан в эксплуатацию новый современный комплекс объектов, позволяющий производить высококачественный товарный газ. В рамках первого этапа промышленного обустройства сюда было инвестировано 8 миллиардов 100 миллионов долларов США. [7]
Последним китайским проектом является строительство нитки D газопровода Центральная Азия-Китай через Таджикистан и Кыргызстан, ставшая продолжением построенных нитей A, B и C, включающих в себя Туркмению, Узбекистан и Казахстан. Тем самым Китай окончательно закрепил монополию на энергетическое сотрудничество с республиками ЦА. Следует отметить, что большая часть газа КНР планирует выкачивать из месторождения «Галкыныш», только у нитки D проектная пропускная способность составляет 30 млрд. кубометров в год. Данный факт ставит под удар реализацию проекта ТАПИ, где основной упор делается на месторождение «Галкыныш».
Политика китайской стороны по контролю энергоресурсов в ЦА подвигает интересы не только Запада, но и России, делая основных центральноазиатских экспортеров углеводородов независимыми от российского рынка.
Россия в свою очередь продвигает идею коридора по вертикали с севера на юг, используя готовую инфраструктуру советского периода, где расширение границ таможенного союза является главным политическим инструментом. При этом РФ поддерживает и планирует участвовать в проектах, идущих в обход американских вариантов коридоров. Российские эксперты утверждают, что более осуществим путь через центральный Иран по линии Каспий западная часть Персидского залива. Именно по нему собираются осуществлять перевозки грузов в рамках транспортного коридора «Север-Юг». Он, как известно, призван соединить РФ с Индией через Иран. Реализация этого проекта оставляет за бортом Афганистан. [8]
Уже в 2013 г. Российская сторона делала заявления об участии в проекте по поставкам газа из Ирана в Пакистан и готова предоставить техническую и финансовую помощь в рамках проекта строительства газопровода Иран-Пакистан. В данном случае РФ планирует присоединиться к проектам ТАПИ и ИПИ, построив газопровод «Север – Юг» от Ямала через Центральную Азию в Афганистан, Пакистан и Индию.
Иран также как Россия, потеряв позиции и возможности в транспортировке и развитии экспорта углеводородов в устоявшихся направлениях, занята поисками новых рынков. Ситуации в Ираке и Сирии закрывают ближневосточный экспорт, а противодействия США иранской ядерной программы вывели Иран из проекта Набукко.
В этих условиях, самым оптимальным направлением экспорта газа для Ирана осталось «восточное» — в Пакистан и Индию, которых Тегеран сумел убедить и даже примирить. Проект предусматривал прокладку из Ирана от крупнейшего месторождения Южный Парс в Южную Азию газопровода «Мир» или ИПИ (Иран-Пакистан-Индия) для поставок 55 млрд. куб. м газа, из которых 33 млрд. кубов приходилось бы на Индию, а 22 млрд. кубов – на Пакистан. [9]
На сегодня Иран завершил строительство газопровода ИПИ на своей территории. Однако под давлением США Пакистан приостановил работы по прокладке газопровода, а Индия вовсе отказалась от участия в данном проекте.
Однако газопровод ИПИ по техническим и другим параметрам имеет больше шансов для реализации в сравнении с ТАПИ, значительная часть которой проходит по территории Афганистана, где нестабильная военно-политическая ситуация и отсутствие единого контроля территории является главным препятствием в осуществлении проекта. Тем более что страны Южной Азии, испытывая постоянный рост энергодефицита, могут пойти на разрешение индо-пакистанских и ирано-пакистанских противоречий, и реализовать проект ИПИ. При таком раскладе ТАПИ уходит на второй план, и появляется возможность для воплощения в жизнь коридора «Север-Юг», где через Иран инфраструктура ЦА и РФ соединяется со странами Южной Азии.
Другим проектом, лежащим в основе стратегии Нового Щёлкового пути, является CASA-1000, осуществление которой позволит экспортировать электроэнергию из Таджикистана и Киргизии в Афганистан и Пакистан.
В декабре 2014 года в Стамбуле состоялась церемония подписания соглашения CASA-1000. Доля экспорта электроэнергии из Таджикистана составит 70%, из Киргизии — 30%. Афганистан будет закупать по этой линии порядка 300 мегаватт. Пакистан намерен получать по проекту электричество по цене 9,35 цента за 1 кВтч. Проект CASA-1000, реализуемый под эгидой Всемирного банка, должен быть завершен к 2018 году. Однако существуют проблемы в реализации CASA-1000, связанные как противоречиями между странами региона и техническими проблемами.
Прежде всего, реализация CASA-1000 возможна при объединении работ Нарынского каскада и не построенной Рогунской ГЭС, что требует строительства новых электростанции. На сегодня, к примеру, только в Таджикистане из имеющихся в стране 310 малых ГЭС в нерабочем состоянии находятся 300 электростанций. [10]
Кыргызстан также страдает от нехватки электроэнергии. В начале апреля 2014 года Кыргызстан запросил у Таджикистана продать в летний период 3 миллиарда киловатт-часов электроэнергии, поскольку сказался недостаток воды в Токтогульском водохранилище. [11]
Теоретически, Киргизия и Таджикистан могут построить новые гидроэлектростанции на реках Вахш, Пяндж и Нарын для выполнения своих обязательств по экспорту энергоресурсов. Но это может привести к обострению противоречий между странами региона из-за использования трансграничных рек, если правительства Киргизии, Таджикистана и потенциальные инвесторы не примут во внимание ирригационные нужды Узбекистана и Казахстана.
Также реализация CASA-1000 затрагивает интересы Узбекистана, который с 2007 г. сам выступает в роли экспортера электроэнергии в Афганистан. Следовательно, появление конкурента, который имеет возможность продавать электроэнергию по более низким ценам и, более того, уже осуществляет поставки в небольших объемах в Афганистан с 2011 года, обусловливает жесткую позицию Ташкента в этом вопросе. [12] При этом Узбекистан стремится задействовать все имеющиеся у него рычаги, блокируя поставки газа и единственную железнодорожную ветку в Таджикистан.
С другой стороны, участие Таджикистана и Кыргызстана в проекте CASA-1000 идет в разрез проводимой российской политики в регионе по вовлечению центральноазиатских республик в Таможенный Союз и Евразийский экономический Союз. Естественно возникает желание России замкнуть реализацию проекта CASA-1000 в рамках проводимой политики единого экономического пространства, тем более что с первого января 2015 года вступит в силу трехстороннее соглашение России, Белоруссии и Казахстана об объединении в Евразийский экономический Союз.
Все выше рассмотренные варианты проектов и стратегий исключают из игры часть участников регионального развития. В данном случае геополитическое соперничество в реализации проектов транспортно-коммуникационных коридоров содержит определенный конфликтогенный потенциал.
Потенциальные угрозы
Говоря об угрозах Афганистана для Центральной Азии, всегда возникает вопрос, какие проблемы в этой стране представляют опасность для региона. Прямой угрозы от самого Афганистана и движения Талибан для центральноазиатских республик нет. Как утверждают эксперты, талибы даже не имеют возможности мобилизовать внутриафганские ресурсы, не говоря о прорыве в центральноазиатский регион. Единственной проблемой является экспорт критического потенциала угроз, накопившегося за годы конфликта на территорию ННГ Центральной Азии. [13] Подобная проблема, косвенно связанная с Афганистаном, уже получила развитие в центральноазиатском регионе.
В последнее время территория Афганистана и «Зоны свободных племен» на афгано-пакистанской границе стали удобным местом для формирования центральноазиатских «филиалов» экстремистских организации. Такие организаций уже распространились на территории стран Центральной Азии, и на данный момент пытаются закрепиться в регионе. Среди них «Союз Муджахедов ЦА», «Союз Исламаского Джихада», «Исламская партия Туркестана», «Исламское Движение Узбекистана» и др. То есть, независимо от вывода войск коалиционных сил из Афганистана, центральноазиатские республики столкнулись с проблемой экстремизма. Тем более, что осенью 2014 года в афганской провинции Ганзи произошли вооруженные стычки с боевиками находящимися в союзе с ИГ. Это доказывает и события последних лет в Казахстане, где происходили вооруженные инциденты в Актюбинской области, теракты в зданиях КНБ и др. Следует отметить, рассматриваемые экстремистские организации не способны существовать без финансовой подпитки и политической поддержки со стороны определенных лобби в странах Мусульманского Мира и мировых держав.
В данном случае, нет гарантий, что основные участники соперничества в регионе не будут использовать «критический потенциал» Афганистана как инструмент в разрешении своих геополитических планов.
На сегодня большинство экспертов склоняется к мнению, что военно-политический кризис в Афганистане – это определенный проект, один из старейших, имеющий историю и традиции, и свои законы реализации, заложенные и сформатированные первоначально известной «Great Game», а с рубежа 1990-2000 гг. лишь изменившийся структурно и приобретший новую динамику. [14] Если рассматривать Афганистан с этой точки зрения, то можно увидеть две основные угрозы, прямо или косвенно зависящие от процессов, происходящих в этой стране.
Первое – как уже говорилось связанно с выводом ISAF, что означает активизацию геополитического соперничества в регионе, в частности за главенство в проектах транспортно-коммуникационных коридоров. В данном случае на Центральной Азии негативно может сказаться желание конкурирующих держав влиять на власти центральноазиастких республик, выполняющих ключевую роль в транспортных проектах. То есть, возможны попытки установить лояльные режимы в республиках Центральной Азии той или иной соперничающей стороной. Борьба держав за лояльность центральноазиатских элит или попытка установить удобный режим в странах региона, может вызвать внутренние конфликты в республиках, дестабилизируя весь регион.
Второй вариант угроз для ЦА, вызванный экстремистскими группировками, зависят от планов соперничающих держав, заинтересованных в отсечении политического и экономического влияния КНР и России на центральноазиатский регион. То есть, насколько возможно использование отдельными державами экстремистских группировок в целях реализации своей политики. В данном случае прогнозируется возобновление внутриафганского конфликта, где в процессе Талибы или подобные ему образования возможно установят контроль над определенными регионами Афганистана, удобными для эскалации конфликта в соседние страны. В частности это касается районов Бадахшана, за последние годы превратившегося в практически неконтролируемую инфраструктуру криминального трафика. Также Бадахшан, находясь на стыке различных регионов, обеспечивает выходы на территорию КНР и ЦА, являясь удобным плацдармом для экстремистских группировок ориентированных на республики ЦА и западный Китай.
Как уже приводилось выше, Афганистан не представляет угрозы для ЦА, в виду того, что внутриполитическая ситуация в этой стране в большей степени носит внутриафганский дискурс разных политических сил и не направлена на внешние страны. Однако большая опасность видится в последствиях геополитического соперничества мировых центров сил в центральноазиатском регионе и использования деструктивного потенциала в целенаправленной дестабилизации ЦАР. В сложившейся обстановке приобретает важность не допустить развития ситуации по сирийскому сценарию. В данном случае противоречия, между крупными мировыми и региональными державами на Ближнем и Среднем Востоке, превратили Сирию и Ирак в эпицентр военного, политического и идеологического противостояния, ставшим началом коренной геополитической трансформации региона, подняв на новый уровень угрозу распространения религиозного экстремизма, где «всемирный джихад» стал глобальной проблемой.
Альниязов Нурлан (Казахстан), Вице-президент Центральноазиатского Корпуса Развития
Специально для «Prudent Solutions»
[1] С.М. Акимбеков «Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии». Алматы 1998 г. стр. 161
[2] Musa Khan Jalalzai “The pipeline wor in Afganistan”. Lahor 2000 стр.14
[3] Подробнее см. «The Key to Success in Afganistan a Modern Silk Road Strategy»/ CSIS. 2011
[4] The Eurasian Corridor: Pipeline Geopolitics and the New Cold War. http://www.warandpeace.ru/ru/exclusive/view/26596/
[5] http://www.energyland.info/analitic-show-129377
[6] http://haqqin.az/news/24557
[7] http://www.energyland.info/analitic-show-129377
[8] В.Я. Белокреницкий «Мусульманский регион у южных границ СНГ – структура, значение, перспективы». Мусульманские страны у границ СНГ. М.: ИВ РАН 2001. С. 19
[9] http://vlast.kz/article/gazoprovod_iran_pakistan_kontrudar_po_ssha-3060.html
[10] . P. Булгаков: Дефицит электроэнергии в Таджикистане и Кыргызстане ставит под сомнение CASA-1000 http://berlek-nkp.com/analitics/2097-r-bulgakov-deficit-elektroenergii-v-tadzhikistane-i-kyrgyzstane-stavit-pod-somnenie-casa-1000.html
[11] http://www.dialog.tj/news/news19571/
[12] Абдиева Алия. Узбекистан в американских геополитических проектах: связующее звено или дезинтегратор http://polit-asia.kz/index.php/latest-news/229
[13] С.М. Акимбеков «Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии». Алматы 1998 г. стр. 275
[14] Афганистан: возможные сценарии развития к 2014 А. Князев. Афганистан: настоящее и будущее. Воздействие на стабильность и безопасность в ЦА. 27 мая Алматы стр.99.