Геополитическое измерение водной проблемы Центральной Азии

Атай Молдобаев, 2013 год.
Водная проблема в Центральной Азии, которая на протяжении более 20 лет являет собой объект пристального внимания как со стороны региональных стран, так и со стороны международного сообщества и различных институтов, по всей видимости, выходит на новый качественный этап своего развития. Безусловно, на современном этапе приходится осознавать, что сентябрьский визит президента Узбекистана И. Каримова в Астану и его заявление относительно возможного сценария вокруг водного вопроса во многом стали предпосылкой для изменения существующего состояния в этой сфере. Аналитический центр «Prudent Solutions» продолжает следить за событиями и представляет собственный взгляд на их развитие.
Мировые державы в лице США, России, Китая, ЕС, а также Ирана и Турции, национальные интересы которых в той или иной степени распространяются на Центральную Азию, не могут оставить без внимания проблему водных ресурсов ЦА. Не вдаваясь в риторику и предысторию водной проблемы, отрицать возможность превращения воды в мощный ресурс давления представляется бессмысленным занятием. Более того, на фоне завершения неудачной в каких-то смыслах (со стороны закрепления «Белого Дома» в регионе, развития инфраструктуры по экспорту наркотиков, а также вычленения уязвимых точек в каждой отдельно взятой стране ЦА – кампания достигает своих целей) Афганской кампании силами США и НАТО водная проблема может рассматривается как новый виток геополитических игр за регион.
Между тем, как показывают события наиболее заинтересованные стороны в водных ресурсах региона являются: США, Китай, Россия и Иран. Рассматривая водный вопрос через призму взаимоотношений этих четырех стран, а также их внешнеполитической линии касательно Центральной Азии, степени их присутствия в регионе, представляется целесообразным рассмотреть позиции каждой из них в гидроэнергетической сфере.
США. Присутствие Вашингтона в регионе на сегодняшний день занимает практически все виды жизнедеятельности и, по сути, является повсеместным и наиболее масштабным из всего ряда мировых акторов. Широкая сеть НПО, развитая за годы независимости стран ЦА, наряду с международными организациями зачастую лояльными к американскому правительству, размещенные военные авиабазы в целом укрепляют позиции Белого Дома. 2014 г., объявленный Администрацией президента США как год вывода военных сил из Афганистана все же дает повод для уверенности в том, что присутствие США не уменьшится ни на йоту. В этой связи, сейчас активно прорабатываются варианты размещения дополнительных военных баз в ЦА, как к примеру Центр оперативного антитеррористического реагирования в Таджикистане, а также базы менее военного значения в Казахстане и Узбекистане. Во многом, по оценкам экспертов эти места дислокации будут предназначены для складирования использованного оружейного арсенала. А после вывода Международных сил содействия безопасности, США планируют продолжать Афганистану в вопросе обучения национальных силовых структур страны для поддержания «стабильности и демократии» после их ухода. Реалии геополитических баталий в ЦА также дают повод утверждать, что США рассматриваются на сегодняшний день как главный соперник России и Ирана. Китаю в данном случае отводится несколько обособленная роль, лишенная геополитического накала. Противостояние этих стран на сегодняшний день подразумевает активное участие последних в попытках развития гидроэнергетической отрасли в Кыргызстане и Таджикистане, США – более отдаленное, но сопровождаемое отчетливыми намеками о переориентации политики Вашингтона в отношении водных ресурсов. Исходя из долгосрочных целей Белого Дома, преследуемых в Центральной Азии, становится понятным, что ранее незатронутые приоритетным вниманием водные отношения между странами региона будут занимать более централизованное место во внешнеполитической деятельности США. Отталкиваясь от этой позиции, водные споры между соседями могут использоваться каждой из этих четырех стран как способ отстаивания своих интересов. Причем страны ЦА в данном споре будут играть роль ведомых (Узбекистан – США; Казахстан, Кыргызстан – Россия и Китай; Таджикистан — Иран).
США имеют наиболее сильного союзника в регионе. Узбекистан, будучи страной нижнего течения и, трепетно защищающий свои сельскохозяйственные потребности в воде, на сегодняшний день является единственным проводником США, действующим без особого учета роли и влияния России в ЦА. Недавний выпад Каримова в сторону Кыргызстана и Таджикистана, а именно их энергетических проектов, был по большому счету сигналом не только для стран верхнего течения, но и для других сторон.
В первую очередь России. За исключением того посыла, что Ташкент глядит в сторону США и придерживается американского вектора в своей внешней политике, Узбекистан наглядно показывает свои симпатии Белому Дому. Собственно геополитические интересы России в Кыргызстане, как и в 2009 г. становятся под прямую угрозу. США будучи стороной слабо заинтересованной в установлении стабильности в регионе, что в свою очередь позволит им придумать новый предлог для «насаждения демократии», пытаются выдавить Москву из водноэнергетического сектора. По нашему мнению, именно этот фактор заставил Кремль идти на столь быстрое подписание договоров и контрактов на строительство Верхне Нарынского каскада ГЭС и Камбараты-1, которые были подписаны в течение визита В. Путина в Кыргызстан. Причем в этой спешке Москва не стала добиваться увеличения доли России до 75%, а согласилась разделить поровну контроль над планируемыми объектами.
В случае начала строительства крупных ГЭС в регионе и невозможности каким-либо образом повлиять на реализацию проектов, у США остается также возможность, которая была описана в докладе Х. Клинтон как «опасение, что крупные гидроэнергетические узлы могут стать объектом для террористических атак». В данном конкретном случае, комментарии излишни. Более того, такое поведение Москвы позволяет предположить, что сегодня Россия не в состоянии предложить США свою игру. Принимая во внимание тот, факт, что Всемирный Банк является решающей стороной по строительству Рогунской ГЭС в Таджикистане и рассматривается в качестве американской вотчиной влияния, внимание инвесторов будет во многом зависеть от их экспертной оценки. Насколько тонко и напористо Россия готова защищать свои интересы в Кыргызстане покажет время.
Между тем, внешняя политика Узбекистана прямо противоречит всем национальным интересам Таджикистана и, преследуя свои цели, Ташкент пытается всяческим образом повлиять на соседнюю страну. Демонтаж железнодорожной ветки, соединяющий территории двух стран, был прямым знаком США, что Узбекистан не желает видеть Таджикистан как партнера по Северному маршруту поставок. Отсюда следует, что если американский Центр транзитных перевозок, располагающийся в Манасе, прекратит свое существование (в результате влияния РФ, после вступления Кыргызстана в ТС и по др. причинам), то Узбекистан может стать единственным маршрутом, на территории которого осядет все вооружение НАТО и Международных сил содействия безопасности. При этом раскладе, и без того самая многочисленная и вооруженная армия Центральной Азии имеет претензии стать реальной силой. И в этом случае, водная карта Кыргызстана и Таджикистана не будет иметь такого воздействия, какое могло бы оказать.
Во-вторых, США вкупе с Узбекистаном пытаются ограничить возрастающее влияние Ирана в ЦА, а также Таджикистане в частности. Ни для кого не секрет, что Узбекистан является большим противником Ирана, страной которая единственная в регионе поддержала американское экономическое эмбарго, а с 1992 г. осуществляет подрывную деятельность, которая зачастую носит демонстративный характер. Лобби проамериканского характера в Узбекистане, которое представлено по большому счету обширной еврейской диаспорой, также способствует политике Вашингтона и Тель-Авива в том числе, незаинтересованных в усилении исламского влияния. Между тем, у иранского руководства всегда был козырь в руках, который в принципе мог стать послаблением позиции Узбекистана и выражался в непрямой поддержке исламистских группировок. Что в любой момент могло бы послужить противовесом и предметом торга с узбекскими властями. К тому же, Иран (как и Россия с Китаем) высоко заинтересован в формировании общего энергетического рынка в регионе, с помощью которого Тегеран мог бы покрывать свой недостаток дешевым центральноазиатским электричеством. В этих же целях Тегеран также выступает заинтересованной стороной в реализации проекта Сангтудинской ГЭС-2 (Таджикистан) мощностью 220 МВт. Другим свидетельством того, что Иран делает большой акцент на водных ресурсах региона и тем самым, пытается «застолбить» за собой право вмешиваться в споры по воде, является его готовность покупать около 1 млрд. питьевой воды у Таджикистана. Однако раздираемый на международной арене западным сообществом, Иран не может сконцентрировать свои усилия на менее приоритетных для него задачах. Безусловно, Таджикистан в силу своей острой необходимости в иностранных инвестициях в экономику делает все шаги по диверсификации подходов и привлекает все заинтересованные стороны. Что с одной стороны могло бы расцениваться как возможность послабления позиций Ирана в долгосрочной перспективе иностранными, в том числе и западными конкурентами. Однако необходимо учитывать, что кроме Ирана и Китая (заинтересованных в развитии гидроэнергетики для удовлетворения своих нужд) Таджикистану ни одна из стран не сможет предложить реальных проектов на справедливой и взаимно выгодной основе. Следовательно, Иран со счетов списывать никак нельзя и, трудности Тегерана на международной арене представляются временной проблемой, после относительного разрешения которой Тегеран укрепит свое присутствие в Таджикистане.
Между тем, рассматривая ситуацию с учетом роли и заинтересованности Китая в водно-энергетическом потенциале региона, то обрисованная выше картина требует внесения некоторых корректировок. Неприметность и слабая активность Пекина в этом направлении, которая не может сравниваться к примеру с агрессивным поведением китайского руководства против Токио по вопросу принадлежности островов Сенкаку (Диаою) в Восточно-Китайском море, не привлекает много внимания у отечественных и международных экспертов. По большому счету, противоречия между центральноазиатскими странами и ревнивое отношение России к своим южным соседям не предоставляют шанса активного участия Пекина в водных проектах. И несмотря на засушливость обширных территорий проблемы которых Пекин намерен решить с помощью водного потенциала Тибета, реальное участие в гидроэнергетических инициативах в Центральной Азии пока лишь ограничивается Кыргызстаном. Энергодефицит западных провинций Китая послужили стимулом для руководства Поднебесной в участии строительства подстанции Датка (500/200 кВ) и линии Датка-Кемин (500 кВ). Причем сравнительно небольшое капиталовложение по современным расценкам в экономику Кыргызстана, а также предоставляемый шанс стать в последствии экспортером электроэнергии дает большие политические дивиденды Пекину. Безусловно, что такой подход оправдан со всех точек зрения, и в последствии именно СУАР призван стать потребителем экспортируемого электричества. А планируемое строительство железной дороги Узбекистан-Кыргызстан-Китай наглядно показывает о точечной нацеленности Китая на национальные потребности Бишкека, успешное удовлетворение которых, в конечном счете, приведет к установлению положительного партнерского имиджа Китая, как в стране, так и в регионе. Позиция китайских властей отдаленная от политических игр и нацеленная на осязаемые результаты (строительство дорог, нефтегазовое сотрудничество, энергетика, материально-техническая помощь и др.) выгодно отличают Китай от остальных игроков. Этому также вторит равноправное отношение к своим центральноазиатским партнерам, не продиктованное свыше. Аналогичная ситуация наблюдается у Ирана, но в меньшей степени.
Основываясь на вышесказанном сегодня вырисовывается довольно интересная картина, геополитически распределенная между США, Россией и отчасти Ираном, экономически – Россией, Китаем и Ираном. Антиамериканский настрой России и Ирана, ярко выраженный в проводимых курсах региональной политики, к сожалению последних показывает, что обе страны несмотря на точки соприкосновения со странами-сателлитами не могут в полной мере конкурировать с внешнеполитическим потенциалом Вашингтона. Это порой заставляет Россию, а также Иран действовать ситуативно и в экстренном порядке прорабатывать те или иные вопросы. Гораздо больше опасений у США вызывает Китай и, преуспев в двусторонних переговорах с Казахстаном и Туркменистаном по вопросам поставки энергоносителей, шансов найти общий язык со странами верховья у Пекина гораздо больше. К тому же реальные сферы сотрудничества, предлагаемые КНР, отвечают национальным интересам стран ЦА и являются экономически и политически оправданными. Тем не менее, с присоединением Афганистана в перспективе к водной проблематике ЦА как страны, на территории которой формируется сток Амударьи, проблема может выйти за пределы нынешнего состояния. В силу высокой политической нестабильности и наличия марионеточного режима в Афганистане, к сожалению, можно сказать, что возможность конфликта на почве водных ресурсов увеличивается. И Россия, как бы того не хотела, отчасти форсирует напряжение категоричной демонстрацией своего влияния на страны региона Узбекистану. Тем не менее, по какому сценарию будет дальше идти водный спор и какой принцип гидроэнергетического сотрудничества ляжет в основу водных отношений стран региона остается большим вопросом. Остается лишь констатировать, что с приобретением водной проблемы геополитического статуса, справедливое разрешение водных споров в Центральной Азии (а также проблемы Аральского моря) становится практически неразрешимой задачей.